Сегодня, в День Радио, мы продолжаем публикацию цикла материалов о вкладе Института географии в Победу в Великой Отечественной войне. И не случайно героем этого материала стал ветеран ВОВ, труда и Института географии Евгений Максимович Зингер. К радио он имел самое прямое отношение.
В 1909 г. известный полярный исследователь Георгий Седов посетил одно «унылое место» у юго-восточного берега Восточно-Сибирского моря, нанеся на карту безымянную «точку» «колымской планеты», которую назвал бухтой Амбарчик. Да-да, это тот самый «Амбарчик», который «глашатый Советского Союза» Юрий Левитан как-то в эфире по ошибке назвал «Абрамчиком». Весной 1944 г. (спустя почти 50 лет после изобретения радио) 18-летний радист-оператор Евгений Зингер – впоследствии почетный полярник, главный специалист Института географии РАН – был направлен в бухту Амбарчик на службу на полярную станцию, где его встретили три одиноких приземистых домика и стройные мачты антенн...
⠀
«В первые дни я рвался к столу радиооператора, словно ребенок в магазин игрушек. Однако оказался способным лишь к передаче, но не к приему радиограмм, – вспоминает Евгений Зингер. – Однажды у нас накопилось много радиограмм на Певек, и я попросил у вахтенного радиста разрешение сесть за рабочий стол. Волновался, пальцы срывались с телеграфного ключа, все время путались точки и тире. Певекский оператор вместо того, чтобы выдать мне радиокодом «ЩЬЬ» («Долой оператора! Не может работать!»), повторил два раз «ЩРФ» («Передавай быстрее!»). Это означало, что в Певеке сидел опытнейший радист, который понимал по двум верным буквам мои путаные слова и не заставлял их повторять. Когда окончилась передача, вахтенный радист Соколкин сказал, что работал я с самим Глуховым – одним из лучших радистов всей Арктики, довоенным чемпионом Советского Союза по приему и передаче».
⠀
Наступила зима 1944 г., с рейда ушел последний пароход, а полярники «Абрамчика» продолжали нести круглосуточную вахту. «Слушайте Красную площадь и бой часов с Кремлевской башни!», – из динамика радиоприемника звучит знакомый голос московского диктора. Куранты мелодично вызванивают полночь, а у нас в Амбарчике наступило утро», – вспоминает Евгений Зингер. Будь за окном штиль, штормовой ветер, отчаянный мороз или хлесткая пурга, старший метеоролог станции отправляется снимать показания со всех приборов, кодирует их в метеосводку и передает вахтенному радисту. От него характерные «ти» (точки) и «таа» (тире) «улетают» в радиоцентр «Мыс Шмидта», а оттуда – в главный центр «Главсевморпути» – штаб, куда стекаются десятки подобных метеосводок, на основании которых составляются прогнозы погоды, необходимые советским морякам и летчикам на фронте и в тылу.
⠀
«У каждого радиста свой почерк в эфире, своя мелодичная особая музыка. Ее не забудешь и через двадцать лет. Ти-та, ти-та, ти-та! С этой музыкой встаешь поутру, с нею засыпаешь. Она и во сне тебе снится. Ти-та, ти-та... Это разговор радистов», – вспоминает Евгений Зингер.
⠀
«Колымская планета: 12 месяцев зима, остальное – лето» часто не радовала погодой, но когда заканчивались атмосферные и прочие помехи, за стол оператора садились самые лучшие радисты – настоящие снайперы эфира. «На их работу было столь же любо-дорого смотреть, как на решающую партию двух гроссмейстеров-шахматистов или игру футболистов в финале Кубка, – вспоминает Евгений Зингер. – Чаще других за стол оператора в Амбарчике садился Костя Курко. Он записывал на пишущую машинку с такой бешеной скоростью, что иногда с клавишей слетали названия букв. На другом конце провода, как правило, «сидел» «золотой радист Колымы» – Иосиф Кершенгольц. Принимая от Курко скоростную передачу, он часто вставлял букву «Ф» («Быстрее!»), и ехидно добавлял «Хи-хи». Позже Костя наладил для передачи трансмиттер, который от прикосновения руки мог свободно давать такую скорость, какую ухо человека воспринять не могло. Однако, будучи в хорошем настроении (а настроение для радиста – это то же, что вдохновение для художника или музыканта), Иосиф «хватал» едва ли не триста знаков в минуту. Мы смотрели на их работу, как студенты во время лекции на выдающегося профессора», – вспоминает Евгений Зингер.
⠀
Однажды Курко, наконец, предоставили долгожданный отпуск, и он укатил на собачьей упряжке из Амбарчика в Кресты Колымские, откуда должен был улететь в Москву. «На другой день начались сплошные «налеты» полярной авиации: из Крестов Колымских поступило сообщение, что летчик Крузе вот-вот должен вылететь на ледовую разведку, а это означало, что не за горами очередная морская навигация, ведь дело шло к весне, – вспоминает еще один эпизод Евгений Зингер. – Я стал внимательно следить за эфиром и ежечасно давать погоду Крестам. Начиналась работа нашей полярной станции по обслуживанию великой трассы Северного морского пути!». Но пару часов спустя пришла тревожная новость: во время возвращения с ледовой разведки у самолета Крузе сдал один мотор, но опытный пилот продолжал полет. «Вскоре до меня доносится шум приближающегося самолета, – вспоминает Евгений Зингер. – Выскакиваю из радиорубки, машу руками и кричу приветственные слова. Крузе их, конечно не слышит, но восторг сдержать невозможно!». Да-да, речь о том самом полярном летчике, Герое Советского Союза Леонарде Крузе, который знаменит еще и своей операцией по завозу северных оленей на о. Врангеля.
1945 год начался с ожидания чего-то грандиозного. До Амбарчика долетали обрывочные сведения о подвигах нашей армии, освобождавшей один город за другим, одну страну за другой. «Принял по радио сообщение о Крымской конференции трех союзных держав. Сталин, Рузвельт и Черчилль вынесли в Ялте решение об окончательном разгроме немцев».
9 мая 1945 г. Евгений Зингер, как обычно, находился в рубке. Около одиннадцати дали привычное «AС» («Ждите»), но через 3 минуты сказали, что сейчас будет передано особо важное сообщение. «Война кончилась!» – сорвалось у меня тогда с языка», – вспоминает Евгений Зингер. И вот радист с мыса Шмидта передает: «Ти-таа-таа, таа-ти, ти-ти, таа-таа, ти-таа, таа-ти, ти-ти, ти!» («Внимание!»). В эфир несутся точки-тире, и радиорубка в бухте Амбарчик узнает о конце войны. «Помню, сначала остолбенел, а потом громко закричал «Ура-а-а!», – вспоминает Евгений Зингер. – Тогда и в тундре большая перемена произошла: оттепель во многих местах совершенно согнала снег, выглянула мшистая, кочковатая, зыбкая земля».
⠀
7 июля 1945 г. Евгению Зингеру исполнилось 19 лет, вскоре из отпуска на полярную станцию в бухту Амбарчик вернулся Константин Курко, которому через 5 лет предстояло стать радистом второй дрейфующей станции «Северный полюс», за работу на которой он будет награжден орденом Ленина. В это же время Евгений Зингер будет учиться на географическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова, на кафедре географии северных полярных стран (ныне – кафедра криолитологии и гляциологии), а в 1957 г. начнет работать в Институте географии РАН, где и по сей день занимается изучением баланса массы полярных ледников, а также популяризацией географических и гляциологических знаний. Страницы его 8-ми научно-популярных книг говорят сами за себя! Так что, если вы любите популярную, а местами очень даже приключенческую полярную науку так же сильно, как и мы – сотрудники Института географии РАН, то советуем вам к прочтению книги Евгения Максимовича Зингера: «На ледниках Новой Земли», «Между полюсом и Европой», «Шпицберген – ледовый архипелаг», «Путь на Шпицберген» и др.
